Тэнди Ньютон: «Мир Дикого Запада» по сравнению реальностью — это детский лепет

Актриса рассказала о втором сезоне «Мира Дикого Запада», о том, насколько ей было комфортно сниматься в обнаженных сценах и при чем тут права женщин.


-Можете рассказать о других мирах «Мира Дикого Запада»? Что нас ждет?
-Нет, не могу, к сожалению. Или нет, не к сожалению (смеется). Вам же будет интереснее увидеть все своими глазами! Помню, когда я была маленькой, мы каждую среду смотрели с мамой сериал «Даллас». Для нас это был практически религиозный ритуал: раз в неделю мы садились вместе и смотрели новую серию. И в ожидании было особое счастье. Сейчас, мне кажется, мы потеряли это чувство «отложенного удовольствия». Я понимаю, что зрителя мучит желание знать, что же произойдет дальше, но в предвкушении новых серий тоже есть своя прелесть.

-Ты знала всю историю своего персонажа или тебе сообщали ее частями во время съемок?
-В начале съемок первого сезона я знала лишь то, что моя героиня — робот, который всецело верит в свое человеческое происхождение. Она работает в борделе и мучается снами, которые впоследствии приведут ее самосознанию. Также я знала, что моего персонажа покажут в двух мирах: в одном она просто кусок мяса и объект экспериментов, а во втором — обычная бандерша. Меня очень обрадовало, что в работе над героиней у меня была возможность еще раз поднять тему объективизации женщин. Это то, с чем я сталкивалась, будучи подростком, и с чем я борюсь, будучи состоявшейся актрисой. Вся эта эксплуатация и сексуализация женщин всегда глубоко меня ранила, с этой темой у меня связаны очень трудные уроки жизни — так что шанс воплотить эти воспоминания в Мейв стал для меня настоящим подарком.

Вообще весь первый сезон стал для меня чем-то вроде нескончаемого процесса получения подарков, как в детской игре «Передай другому» (Pass the parcel. — Esquire). Вы передаете друг другу коробку, в которой либо есть подарок, либо его нет. Кому-то везет, и он находит приз, а кому-то — нет. Ну, детская игра, немного жестокая, если задуматься… (смеется). Моя дочь всегда отказывалась играть в нее, когда была маленькой. Так вот, на съемках себя чувствовала, как в игре «Передай другому», только в каждой передаче был огромный, просто гигантский приз. Такие впечатления остались. Что касается второго сезона… О нем расскажу позже (смеется).
-Среди поклонников сериала популярен разговор о выборе Мейв в конце первого сезона, когда она сходит с поезда. Как ты считаешь, это ее собственное решение?
-Я считаю, что это был ее первый осознанный поступок. Мне вообще казалось, что многие ее решения были самостоятельными, но Джонатан (Джонатан Нолан, шоураннер сериала. — Esquire) вправил мне мозги (смеется). Когда я прочитала сценарий к сцене, где Мейв узнает от Бернарда, что все в ее жизни было запрограммировано заранее… В этот момент я почувствовала…(изображает человека, которому только что сломали шею. — Esquire). Ох, как же было разбито моё сердце! Как же я была зла (сопровождает недовольным рычанием. — Esquire). И, как вы помните, в поезде она находится в человеческой среде, она единственный робот и знает это. И, сидя напротив матери с дочерью, она чувствует острую тоску и родство с людьми, она понимает природу их отношений — и это при том, что она робот. Мейв понимает, что в этом моменте есть что-то настоящее. И чует вранье, с которым ей непременно нужно разобраться. И сходит с поезда.

-А была ли у тебя возможность обсудить решения Джонатана и Лизы Джой или даже оспорить их?
-Ты имеешь ввиду в первом сезоне?

-Да, когда ты узнала, что все ее решения были заранее запрограммированы?
-Ну да, я сначала расстроилась, но потом поняла их задумку. Джеффри Райт (исполнитель роли Бернарда. — Esquire) на днях пересмотрел первый сезон и заметил некоторые детали, которые напрямую связаны с тем, что наши герои делают во втором сезоне — а мы об этом даже не подозревали! Так что в головах наших сценаристов и продюсеров точно есть генеральный план. И это завораживает! И это точно интересно зрителю: иметь шанс пересмотреть старые серии и найти новые смысловые цепочки. «Мир Дикого Запада» — изощренная хитросплетенная паутина, где все и вся связано.

-А ты сама пересматривала серии из первого сезона в ходе съемок второго?
-Да, были моменты, когда нам приходилось пересматривать старые серии, чтобы соотнести новый материал со старым. Как-никак прошло полтора года.
-И каков он — опыт возвращения актера к своей прежней работе?
-Немного страшно (смеется). Когда мы снимали сцену побега, я переживала это по-настоящему, для меня это было реальным освобождением, поэтому во время съемок я перебарщивала, отрывалась от реальности. Джонатану, снимавшему этот эпизод, даже пришлось говорить мне: «Окей, Тэнди, давай попробуем еще раз и в этот раз прояви чуть больше сдержанности». И то, что вы видите на своих экранах — результат по меньшей мере пяти дублей. Потому что я была по-настоящему расстроена и переживала за своего персонажа. Ну и, конечно, между мной и Мейв есть огромная разница: в отличие от меня она держит свои эмоции под контролем. Она очень быстро учится, а чем быстрее ты учишься, тем быстрее перевариваешь информацию и подстраиваешься под ситуацию — и тем сильнее в тебе развит самоконтроль. Это правда. Сама же я цепляюсь за воспоминания и с трудом отпускаю ситуации. Я помню обиды. В этом плане хуже меня не найти. Я, конечно, стараюсь исправиться, но если я вижу несправедливость и знаю, что есть способ исправить ситуацию, то не могу остаться в стороне и заткнуться.

-Хочешь сказать, что тебе приходится постоянно балансировать между твоей ролью и активной социальной позицией, которой ты придерживаешься в реальной жизни?
-Откровенно говоря, «Мир Дикого Запада» — всего лишь сериал и составляет маленькую часть моей жизни. Безусловно, меня радует, что темы, которые занимают меня в моей социальной работе, пересекаются с моей ролью. Но благотворительная деятельность, участие в движении V-Day («День Ви: миллиард людей против насилия над женщинами». — Esquire) для меня значительно важнее. Это миллионы пожертвований, десятки тысяч людей, которым оказали помощь.

Я постоянно думаю о тех, у кого нет права голоса, нет чистой воды и электричества, о тех, кто не в курсе, кто сейчас королева Великобритании. Мы — не все, с кем нужно считаться в этом мире, мы не должны быть высокомерны и думать, что мы — все, а остальные — ничто. Понимаешь, о чем я?

Поэтому говорить о том, что «Мир Дикого Запада» очень важен и оказывает сильное влияние на этот мир, с моей стороны было бы полным вздором. Я благодарна за работу в этом проекте, но я не предаю свои убеждения. Я предавала идеалы своего активизма не раз — в чертовых ролях, написанных мужчинами, которые не имеют ни малейшего представления о том, через что приходится проходить современной женщине. И даже в работе над этими героинями я старалась придать им многосторонность, боролась против несправедливости в отношении женщин, которых так легко сделать виноватыми, мол, «она сама напросилась и заслужила.» И прочая чушь в этом духе. И зачастую моя борьба изначально была обречена на провал. Это битва, которая не раз заставляла меня задуматься об отказе от работы.
-А расскажи про обнаженные сцены в первом сезоне. Из всех героев сериала их больше всего, по-моему, у Мейв.
-У Долорес их тоже полно.

-Верно, но мне интересно, насколько тебе комфортно в этих сценах.
-Ну, меня бы не наняли, если бы мне было некомфортно. Мне предлагали дублеров, но я сама отказывалась — они точно сыграли бы по-другому. Во-первых, дублеры не всегда актеры, во-вторых, в прошлом я была танцовщицей и я знаю, как передать сообщение позой или едва различимым движением. Только я знаю, на что способно мое тело. Я смотрела на обнаженные сцены как на танец, и этот танец был моим.

Кроме того, эти сцены были необходимы для развития моего персонажа, с которым обращаются как с куском мяса на животной ферме. Помните сцену, где моя героиня лежит со вскрытым животом и двое молодых людей ведут светские разговоры над ее телом? Простите, но по сути это происходит по сей день в реальном мире! Люди негодуют: «Мир Дикого Запада» очень жестокий сериал. О чём вы, люди? Очнитесь! На черном рынке до сих пор продают человеческие органы. В реальном мире практикуются «туристические поездки» в страны третьего мира, где люди спят с несовершеннолетними детьми и потом возвращаются домой как ни в чем не бывало. И никто никогда не узнает. В настоящем мире мужчины берут в жены женщин, оказавшихся в трудных жизненных обстоятельствах, а потом делают из них рабынь. И это то, о чем нам известно. Так что «Мир Дикого Запада» по сравнению с миром людей — это детский лепет. Сдержанный детский лепет.

А про обнаженные сцены могу сказать еще вот что: честно говоря, мне было менее комфортно носить это чертово бордельное платье — с грудью по шею, с юбкой не без приглашения заглянуть под нее… Фу! Еще более неприятно мне было то, что некоторые мужчины в нашей команде подходили ко мне с комплиментами и задерживали свой взгляд. «Тебе так хорошо в этом платье», — говорили они, словно я должна быть польщена. На что я отвечала: «Я выгляжу круто, потому что у меня сиськи по сюда (показывает на шею. — Esquire), где на них просто невозможно не смотреть. Для тебя я сейчас желанная доступная женщина!» Зачастую это вызывало у меня тошноту и глубокое чувство стыда.

Не хочу, чтобы вам показалось, будто я говорю, что я одна такая правильная и талантливая, а все остальные дерьмо. Но мы правда живем в эпоху, когда порнография стала мейнстримом. Может быть, это не так плохо — уж лучше мы будем видеть проблему, чем она будет продолжать существовать, но тайно. Для меня мои обнаженные сцены — это шанс напомнить зрителю о боли и агонии, в которой пребывает женщина, когда ее насилуют. О том, что всё это имеет высокую цену.

Ты знаешь, что насилие в Конго — это инструмент войны, как оружие? Женщин насилуют, а их мужья и дети смотрят и ничего не могут сделать. Однажды я была в госпитале Дениса Муквеге (конголезский врач-гинеколог, основатель госпиталя Панзи, который принимает женщин — жертв группового изнасилования. — Esquire) и встретила там замечательную пятилетнюю девочку. Ей очень понравилась моя сережка, и я ее подарила. Потом я узнала, что эта девочка лечится в Панзи с двухлетнего возраста. Ее вместе с сестрой-близняшкой изнасиловала банда. Сестра умерла на ее глазах, а она выжила. И у нее теперь моя сережка… И это только одна история. Но никто об этом не пишет. Кто захочет о таком читать?